Неточные совпадения
Гостиница эта уже
пришла в это состояние; и солдат
в грязном мундире, курящий папироску у входа, долженствовавший изображать швейцара, и чугунная, сквозная, мрачная и неприятная лестница, и развязный половой
в грязном фраке, и общая зала с пыльным восковым букетом цветов, украшающим стол, и грязь, пыль и неряшество везде, и вместе какая-то новая современно железнодорожная самодовольная озабоченность этой гостиницы — произвели на Левиных после их молодой жизни самое тяжелое
чувство,
в особенности тем, что фальшивое впечатление, производимое гостиницей, никак не мирилось с тем, что ожидало их.
Левин часто любовался на эту жизнь, часто испытывал
чувство зависти к людям, живущим этою жизнью, но нынче
в первый paз,
в особенности под впечатлением того, что он видел
в отношениях Ивана Парменова к его молодой жене, Левину
в первый раз ясно
пришла мысль о том, что от него зависит переменить ту столь тягостную, праздную, искусственную и личную жизнь, которою он жил, на эту трудовую, чистую и общую прелестную жизнь.
Поняв
чувства барина, Корней попросил приказчика
прийти в другой раз. Оставшись опять один, Алексей Александрович понял, что он не
в силах более выдерживать роль твердости и спокойствия. Он велел отложить дожидавшуюся карету, никого не велел принимать и не вышел обедать.
Чичиков задумался. Что-то странное, какие-то неведомые дотоле, незнаемые
чувства, ему необъяснимые,
пришли к нему: как будто хотело
в нем что-то пробудиться, что-то подавленное из детства суровым, мертвым поученьем, бесприветностью скучного детства, пустынностью родного жилища, бессемейным одиночеством, нищетой и бедностью первоначальных впечатлений, суровым взглядом судьбы, взглянувшей на него скучно, сквозь какое-то мутно занесенное зимней вьюгой окно.
После этого, как, бывало,
придешь на верх и станешь перед иконами,
в своем ваточном халатце, какое чудесное
чувство испытываешь, говоря: «Спаси, господи, папеньку и маменьку». Повторяя молитвы, которые
в первый раз лепетали детские уста мои за любимой матерью, любовь к ней и любовь к богу как-то странно сливались
в одно
чувство.
— Если ж выдастся хороший день, — заключила она, — я поеду
в Летний сад гулять, и ты можешь
прийти туда; это напомнит нам парк… парк! — повторила она с
чувством.
Теорий у него на этот предмет не было никаких. Ему никогда не
приходило в голову подвергать анализу свои
чувства и отношения к Илье Ильичу; он не сам выдумал их; они перешли от отца, деда, братьев, дворни, среди которой он родился и воспитался, и обратились
в плоть и кровь.
Андрей часто, отрываясь от дел или из светской толпы, с вечера, с бала ехал посидеть на широком диване Обломова и
в ленивой беседе отвести и успокоить встревоженную или усталую душу, и всегда испытывал то успокоительное
чувство, какое испытывает человек,
приходя из великолепных зал под собственный скромный кров или возвратясь от красот южной природы
в березовую рощу, где гулял еще ребенком.
А по временам, видя, что
в ней мелькают не совсем обыкновенные черты ума, взгляды, что нет
в ней лжи, не ищет она общего поклонения, что
чувства в ней
приходят и уходят просто и свободно, что нет ничего чужого, а все свое, и это свое так смело, свежо и прочно — он недоумевал, откуда далось ей это, не узнавал своих летучих уроков и заметок.
Мгновенно сердце молодое
Горит и гаснет.
В нем любовь
Проходит и
приходит вновь,
В нем
чувство каждый день иное:
Не столь послушно, не слегка,
Не столь мгновенными страстями
Пылает сердце старика,
Окаменелое годами.
Упорно, медленно оно
В огне страстей раскалено;
Но поздний жар уж не остынет
И с жизнью лишь его покинет.
Он с нетерпением ждал. Но Вера не
приходила. Он располагал увлечь ее
в бездонный разговор об искусстве, откуда шагнул бы к красоте, к
чувствам и т. д.
Вскоре она погрузилась — не
в печаль, не
в беспокойство о письмах и о том,
придет ли Марк, что сделает бабушка, — а
в какой-то хаос смутных
чувств, воспоминаний, напрасно стараясь сосредоточить мысли на одном
чувстве, на одном моменте.
Помню даже промелькнувшую тогда одну догадку: именно безобразие и бессмыслица той последней яростной вспышки его при известии о Бьоринге и отсылка оскорбительного тогдашнего письма; именно эта крайность и могла служить как бы пророчеством и предтечей самой радикальной перемены
в чувствах его и близкого возвращения его к здравому смыслу; это должно было быть почти как
в болезни, думал я, и он именно должен был
прийти к противоположной точке — медицинский эпизод и больше ничего!
Мало-помалу я
пришел к некоторому разъяснению: по-моему, Версилов
в те мгновения, то есть
в тот весь последний день и накануне, не мог иметь ровно никакой твердой цели и даже, я думаю, совсем тут и не рассуждал, а был под влиянием какого-то вихря
чувств.
Все это я таил с тех самых пор
в моем сердце, а теперь
пришло время и — я подвожу итог. Но опять-таки и
в последний раз: я, может быть, на целую половину или даже на семьдесят пять процентов налгал на себя!
В ту ночь я ненавидел ее, как исступленный, а потом как разбушевавшийся пьяный. Я сказал уже, что это был хаос
чувств и ощущений,
в котором я сам ничего разобрать не мог. Но, все равно, их надо было высказать, потому что хоть часть этих
чувств да была же наверно.
Здесь я должен сознаться, почему я
пришел в восхищение от аргумента Васина насчет «идеи-чувства», а вместе с тем должен сознаться
в адском стыде.
Счетчик этот, не глядя на того, кто проходил, хлопнул рукой по спине Нехлюдова, и это прикосновение руки надзирателя
в первую минуту оскорбило Нехлюдова, но тотчас же он вспомнил, зачем он
пришел сюда, и ему совестно стало этого
чувства неудовольствия и оскорбления.
— Папа, пожалей меня, — говорила девушка, ласкаясь к отцу. — Находиться
в положении вещи, которую всякий имеет право
приходить осматривать и приторговывать… нет, папа, это поднимает такое нехорошее
чувство в душе! Делается как-то обидно и вместе с тем гадко… Взять хоть сегодняшний визит Привалова: если бы я не должна была являться перед ним
в качестве товара, которому только из вежливости не смотрят
в зубы, я отнеслась бы к нему гораздо лучше, чем теперь.
Тиранил же ужасно, обучая ее всяким штукам и наукам, и довел бедную собаку до того, что та выла без него, когда он отлучался
в классы, а когда
приходил, визжала от восторга, скакала как полоумная, служила, валилась на землю и притворялась мертвою и проч., словом, показывала все штуки, которым ее обучили, уже не по требованию, а единственно от пылкости своих восторженных
чувств и благодарного сердца.
Восторженный ли вид капитана, глупое ли убеждение этого «мота и расточителя», что он, Самсонов, может поддаться на такую дичь, как его «план», ревнивое ли
чувство насчет Грушеньки, во имя которой «этот сорванец»
пришел к нему с какою-то дичью за деньгами, — не знаю, что именно побудило тогда старика, но
в ту минуту, когда Митя стоял пред ним, чувствуя, что слабеют его ноги, и бессмысленно восклицал, что он пропал, —
в ту минуту старик посмотрел на него с бесконечною злобой и придумал над ним посмеяться.
В переходе от дня к ночи
в тайге всегда есть что-то торжественное. Угасающий день нагоняет на душу
чувство жуткое и тоскливое. Одиночество родит мысли, воспоминания. Я так ушел
в себя, что совершенно забыл о том, где я нахожусь и зачем
пришел сюда
в этот час сумерек.
Чуть не смеясь от избытка приятных и игривых
чувств, я нырнул
в постель и уже закрыл было глаза, как вдруг мне
пришло на ум, что
в течение вечера я ни разу не вспомнил о моей жестокой красавице… «Что же это значит? — спросил я самого себя. — Разве я не влюблен?» Но, задав себе этот вопрос, я, кажется, немедленно заснул, как дитя
в колыбели.
Она была так близка, она
пришла ко мне с полной решимостью,
в полной невинности сердца и
чувств, она принесла мне свою нетронутую молодость… и я не прижал ее к своей груди, я лишил себя блаженства увидать, как ее милое лицо расцвело бы радостью и тишиною восторга…
Что тут винить с натянутой регуловской точки зрения человека, — надобно винить грустную среду,
в которой всякое благородное
чувство передается, как контрабанда, под полой да затворивши двери; а сказал слово громко — так день целый и думаешь, скоро ли
придет полиция…
Проповедник умолк; но мичман поднялся
в моих глазах, он с таким недвусмысленным
чувством отвращения смотрел на взошедшую депутацию, что мне
пришло в голову, вспоминая проповедь его приятеля, что он принимает этих людей если не за мечи и кортики сатаны, то хоть за его перочинные ножики и ланцеты.
Дня через три
в гимназию
пришла из города весть: нового учителя видели пьяным… Меня что-то кольнуло
в сердце. Следующий урок он пропустил. Одни говорили язвительно: с «похмелья», другие — что устраивается на квартире. Как бы то ни было, у всех шевельнулось
чувство разочарования, когда на пороге, с журналом
в руках, явился опять Степан Яковлевич для «выразительного» чтения.
Первое время настроение польского общества было приподнятое и бодрое. Говорили о победах, о каком-то Ружицком, который становится во главе волынских отрядов, о том, что Наполеон
пришлет помощь.
В пансионе ученики поляки делились этими новостями, которые приносила Марыня, единственная дочь Рыхлинских. Ее большие, как у Стасика, глаза сверкали радостным одушевлением. Я тоже верил во все эти успехи поляков, но
чувство, которое они во мне вызывали, было очень сложно.
Сначала доктор стеснялся
приходить в редакцию
в ненормальном виде, а потом и это
чувство простого физического приличия исчезло.
Вот как выражает Белинский свою социальную утопию, свою новую веру: «И настанет время, — я горячо верю этому, настанет время, когда никого не будут жечь, никому не будут рубить головы, когда преступник, как милости и спасения, будет молить себе конца, и не будет ему казни, но жизнь останется ему
в казнь, как теперь смерть; когда не будет бессмысленных форм и обрядов, не будет договоров и условий на
чувства, не будет долга и обязанностей, и воля будет уступать не воле, а одной любви; когда не будет мужей и жен, а будут любовники и любовницы, и когда любовница
придет к любовнику и скажет: „я люблю другого“, любовник ответит: „я не могу быть счастлив без тебя, я буду страдать всю жизнь, но ступай к тому, кого ты любишь“, и не примет ее жертвы, если по великодушию она захочет остаться с ним, но, подобно Богу, скажет ей: хочу милости, а не жертв…
Я люблю отца, но ум человека живет независимо от сердца и часто вмещает
в себя мысли, оскорбляющие
чувство, непонятные и жестокие для него. И такие мысли, несмотря на то, что я стараюсь удалить их,
приходят мне…
Иногда, притаившись за дверью, я с тяжелым
чувством зависти и ревности слушал возню, которая поднималась
в девичьей, и мне
приходило в голову: каково бы было мое положение, ежели бы я
пришел на верх и, так же как Володя, захотел бы поцеловать Машу? что бы я сказал с своим широким носом и торчавшими вихрами, когда бы она спросила у меня, чего мне нужно?
Та,
в свою очередь, по
чувству дружбы своей,
пришла в не меньший ее гнев, и когда приехала
в город, то сейчас же отправилась к Захаревским.
Отчего Павел чувствовал удовольствие, видя, как Плавин чисто и отчетливо выводил карандашом линии, — как у него выходило на бумаге совершенно то же самое, что было и на оригинале, — он не мог дать себе отчета, но все-таки наслаждение ощущал великое; и вряд ли не то ли же самое
чувство разделял и солдат Симонов, который с час уже
пришел в комнаты и не уходил, а, подпершись рукою
в бок, стоял и смотрел, как барчик рисует.
— Что, видно,
в чувство пришли! — иронически замечает Софрон Матвеич.
Придя к себе, Ромашов, как был,
в пальто, не сняв даже шашки, лег на кровать и долго лежал, не двигаясь, тупо и пристально глядя
в потолок. У него болела голова и ломило спину, а
в душе была такая пустота, точно там никогда не рождалось ни мыслей, ни вспоминаний, ни
чувств; не ощущалось даже ни раздражения, ни скуки, а просто лежало что-то большое, темное и равнодушное.
Может ли быть допущена идея о смерти
в тот день, когда все говорит о жизни, все призывает к ней? Я люблю эти народные поверья, потому что
в них, кроме поэтического
чувства, всегда разлито много светлой, успокоивающей любви. Не знаю почему, но, когда я взгляну на толпы трудящихся, снискивающих
в поте лица хлеб свой, мне всегда
приходит на мысль:"Как бы славно было умереть
в этот великий день!.."
"Простите меня, милая Ольга Васильевна, — писал Семигоров, — я не соразмерил силы охватившего меня
чувства с теми последствиями, которые оно должно повлечь за собою. Обдумав происшедшее вчера, я
пришел к убеждению, что у меня чересчур холодная и черствая натура для тихих радостей семейной жизни.
В ту минуту, когда вы получите это письмо, я уже буду на дороге
в Петербург. Простите меня. Надеюсь, что вы и сами не пожалеете обо мне. Не правда ли? Скажите: да, не пожалею. Это меня облегчит".
Расколотит насмерть, и даже не один раз сомлеешь и
чувства потеряешь, а все
в своей позиции верхом едешь, и опять, наскучив мотаться,
в себя
придешь.
Слышав похвалу членов новому вице-губернатору, он
пришел даже
в какое-то умиление и, не могши утерпеть от полноты
чувств, тотчас рассказал о том всей канцелярии, которая,
в свою очередь, разнесла это по деревянным домишкам, где жила и питалась, а вечером по трактирам и погребкам, где выпивала.
Тут он вспомнил про 12 р., которые был должен Михайлову, вспомнил еще про один долг
в Петербурге, который давно надо было заплатить; цыганский мотив, который он пел вечером,
пришел ему
в голову; женщина, которую он любил, явилась ему
в воображении,
в чепце с лиловыми лентами; человек, которым он был оскорблен 5 лет тому назад, и которому не отплатил за оскорбленье, вспомнился ему, хотя вместе, нераздельно с этими и тысячами других воспоминаний,
чувство настоящего — ожидания смерти и ужаса — ни на мгновение не покидало его.
В ту минуту, как снаряд, вы знаете, летит на вас, вам непременно
придет в голову, что снаряд этот убьет вас; но
чувство самолюбия поддерживает вас, и никто не замечает ножа, который режет вам сердце.
Аграфена Кондратьевна. Да коли уж ты, батюшка, отец, так не будь свекором! Пора, кажется,
в чувство прийти: расставаться скоро приходится, а ты и доброго слова не вымолвишь; должен бы на пользу посоветовать что-нибудь такое житейское. Нет
в тебе никакого обычаю родительского!
Иногда угасшая любовь
придет на память, он взволнуется — и за перо: и напишет трогательную элегию.
В другой раз желчь хлынет к сердцу и поднимет со дна недавно бушевавшую там ненависть и презрение к людям, — смотришь — и родится несколько энергических стихов.
В то же время он обдумывал и писал повесть. Он потратил на нее много размышления,
чувства, материального труда и около полугода времени. Вот наконец повесть готова, пересмотрена и переписана набело. Тетка была
в восхищении.
— Трое, — настойчиво повторил Петр Иваныч. — Первый, начнем по старшинству, этот один. Не видавшись несколько лет, другой бы при встрече отвернулся от тебя, а он пригласил тебя к себе, и когда ты
пришел с кислой миной, он с участием расспрашивал, не нужно ли тебе чего, стал предлагать тебе услуги, помощь, и я уверен, что дал бы и денег — да! а
в наш век об этот пробный камень споткнется не одно
чувство… нет, ты познакомь меня с ним: он, я вижу, человек порядочный… а по-твоему, коварный.
Те добродетельные мысли, которые мы
в беседах перебирали с обожаемым другом моим Дмитрием, чудесным Митей, как я сам с собою шепотом иногда называл его, еще нравились только моему уму, а не
чувству. Но
пришло время, когда эти мысли с такой свежей силой морального открытия
пришли мне
в голову, что я испугался, подумав о том, сколько времени я потерял даром, и тотчас же,
в ту же секунду захотел прилагать эти мысли к жизни, с твердым намерением никогда уже не изменять им.
Да уж не вздор ли все это? — начинало мне глухо
приходить иногда
в голову под влиянием
чувства зависти к товариществу и добродушному молодому веселью, которое я видел перед собой.
— Извините меня за предложенные вам вопросы, — начал вновь Ставрогин, — некоторые из них я не имел никакого права вам предлагать, но на один из них я имею, кажется, полное право: скажите мне, какие данные заставили вас заключить о моих
чувствах к Лизавете Николаевне? Я разумею о той степени этих
чувств, уверенность
в которой позволила вам
прийти ко мне и… рискнуть таким предложением.
Влекомые
чувством любознательности, они разломали часы, чтобы посмотреть, что внутри их заключается, и видят там колеса, маятник и пружину, и вдруг кому-либо из них
пришла на ум догадка, что стрелки двигает пружина, значит,
в его уме явилась идея часового устройства…
Нас охватил испуг. Какое-то тупое
чувство безвыходности, почти доходившее до остолбенения. По-видимому, мы только собирались с мыслями и даже не задавали себе вопроса: что ж дальше? Мы не гнали из квартиры Очищенного, и когда он настаивал, чтоб его статью отправили
в типографию, то безмолвно смотрели ему
в глаза. Наконец
пришел из типографии метранпаж и стал понуждать нас, но, не получив удовлетворения, должен был уйти восвояси.
Сколько раз
приходил он ко мне
в эти последние дни и изливал свои
чувства.